В пятницу Варя принесла из школы рисунок. На листе белой бумаги напечатаны пустые кадры плёнки, куда можно нарисовать всё что захочется. Три кадра повыше и три кадра пониже. В тех что повыше она нарисовала себя и приписала «Hallo das ist Warja», следом мой портрет с надписью «das ist Vater». Третьей была Наташа — und das ist Mutter.
В первом кадре нижнего ряда нарисован дом и он похож на дом, в котором жила семья свинки Пеппы в мультике. «Sie leben in allen...». На втором нарисован наш контейнер, стоящий окнами к зрителю. В одном из окон стоит Варя, над контейнером слово «Mainz!». В третьем кадре попытка изометрической проекции нашего контейнера с верхнего ракурса. Очень похоже на коробку, в которой стоит три фигуры (большая, маленькая, большая), в комиксовом бабле над ними слово «Nein!» и рядом надпись «Und dann Sie».
В этот же день Варя смотрела фотографии и видео в телефоне Наташи. Там куча воспоминаний из нашей прошлой жизни: Тбилиси, Алмата, Москва, Волгоград — много всего. В какой-то момент, долистав до Москвы, Варя стала плакать. «Мама, вот это наш дом, а здесь — не наш!».
Позавчера исполнилось полгода, как мы живём в лагере. Вчера исполнилось шестнадцать месяцев, как я уехал из России.
Когда в июле я, ошарашенный новыми условиями быта сидел на кровати в необжитом контейнере и торговался с собой, крайняя граница пребывания здесь для меня была два месяца. «Ну хорошо, пару месяцев я готов здесь передержаться», — думал я и дико сопротивлялся приживаться здесь. Первое время я даже сопротивлялся покупать платную подписку на сервисы поиска жилья, привыкнув к тому, как квартиры ищутся в постсоветских странах. В итоге подписку мы купили, она не помогла ни капли, а под конец прошлого года ещё и получили от этой компании досудебное письмо с требованием выплатить им какие-то там деньги за отмену подписки. Сил разбираться не было, да и знания языка для таких разбирательств у нас нет — заплатили.
По ночам часто просыпаюсь. Не так, чтобы прям проснулся и не могу заснуть, нет. Моя кровать находится под окном и примыкает к единственной в комнате батарее. Временами становится очень жарко, временами затекают руки или тело от не самых лучших подушки и матраца. Переворачиваюсь и просыпаюсь. Последний месяц в моменты такого пробуждения часто залетают мысли, вызывающие самый настоящий страх. «Какие у тебя перспективы, Серёж? Ты уже полгода просыпаешься на этой кровати и всё остаётся по-прежнему. Тебе 37 лет, у тебя ребёнок и жена, но ты живёшь здесь. Ты мечтаешь о съёмном жилье, но что ты будешь делать через 15-20 лет? В современном мире с твоим мышлением не получится нажить постоянное жильё, хоть что-то, собственником чего ты будешь. У тебя ничего не было, нет, и вряд ли будет. Какой твой план на жизнь? Ну-ну, продолжай романтично жить в своих утопиях».
В этих пробуждениях нет никаких размышлений. И нет никакого нарратива в голове. Я просто за долю секунды всем нутром своим чувствую весь этот монолог и он по-настоящему обрывает что-то внизу живота. Контейнер — это не только физическое ограничение быта. Ежедневно приходится преодолевать эти ментальные 12 квадратных метров, которые паттерном, запрещающим полёт и мечты порабощают мышление и воображение. В третьей главе своей гениальной книги «Как мыслят леса» Эдуардо Кон показывает, как с точки зрения внечеловеческой антропологии русло реки Амазонка структурирует паттерн поведения и мышления людей, живущих в лесных племенах здесь. Практически сейчас ощущаю это. Каждое дело, которое задумываешь, нужно сперва протащить через эту установку, но порой не то что дело — себя физически отсюда сложно вытащить.
В пятницу Варя принесла из школы рисунок. На листе белой бумаги напечатаны пустые кадры плёнки, куда можно нарисовать всё что захочется. Три кадра повыше и три кадра пониже. В тех что повыше она нарисовала себя и приписала «Hallo das ist Warja», следом мой портрет с надписью «das ist Vater». Третьей была Наташа — und das ist Mutter.
В первом кадре нижнего ряда нарисован дом и он похож на дом, в котором жила семья свинки Пеппы в мультике. «Sie leben in allen...». На втором нарисован наш контейнер, стоящий окнами к зрителю. В одном из окон стоит Варя, над контейнером слово «Mainz!». В третьем кадре попытка изометрической проекции нашего контейнера с верхнего ракурса. Очень похоже на коробку, в которой стоит три фигуры (большая, маленькая, большая), в комиксовом бабле над ними слово «Nein!» и рядом надпись «Und dann Sie».
В этот же день Варя смотрела фотографии и видео в телефоне Наташи. Там куча воспоминаний из нашей прошлой жизни: Тбилиси, Алмата, Москва, Волгоград — много всего. В какой-то момент, долистав до Москвы, Варя стала плакать. «Мама, вот это наш дом, а здесь — не наш!».
Позавчера исполнилось полгода, как мы живём в лагере. Вчера исполнилось шестнадцать месяцев, как я уехал из России.
Когда в июле я, ошарашенный новыми условиями быта сидел на кровати в необжитом контейнере и торговался с собой, крайняя граница пребывания здесь для меня была два месяца. «Ну хорошо, пару месяцев я готов здесь передержаться», — думал я и дико сопротивлялся приживаться здесь. Первое время я даже сопротивлялся покупать платную подписку на сервисы поиска жилья, привыкнув к тому, как квартиры ищутся в постсоветских странах. В итоге подписку мы купили, она не помогла ни капли, а под конец прошлого года ещё и получили от этой компании досудебное письмо с требованием выплатить им какие-то там деньги за отмену подписки. Сил разбираться не было, да и знания языка для таких разбирательств у нас нет — заплатили.
По ночам часто просыпаюсь. Не так, чтобы прям проснулся и не могу заснуть, нет. Моя кровать находится под окном и примыкает к единственной в комнате батарее. Временами становится очень жарко, временами затекают руки или тело от не самых лучших подушки и матраца. Переворачиваюсь и просыпаюсь. Последний месяц в моменты такого пробуждения часто залетают мысли, вызывающие самый настоящий страх. «Какие у тебя перспективы, Серёж? Ты уже полгода просыпаешься на этой кровати и всё остаётся по-прежнему. Тебе 37 лет, у тебя ребёнок и жена, но ты живёшь здесь. Ты мечтаешь о съёмном жилье, но что ты будешь делать через 15-20 лет? В современном мире с твоим мышлением не получится нажить постоянное жильё, хоть что-то, собственником чего ты будешь. У тебя ничего не было, нет, и вряд ли будет. Какой твой план на жизнь? Ну-ну, продолжай романтично жить в своих утопиях».
В этих пробуждениях нет никаких размышлений. И нет никакого нарратива в голове. Я просто за долю секунды всем нутром своим чувствую весь этот монолог и он по-настоящему обрывает что-то внизу живота. Контейнер — это не только физическое ограничение быта. Ежедневно приходится преодолевать эти ментальные 12 квадратных метров, которые паттерном, запрещающим полёт и мечты порабощают мышление и воображение. В третьей главе своей гениальной книги «Как мыслят леса» Эдуардо Кон показывает, как с точки зрения внечеловеческой антропологии русло реки Амазонка структурирует паттерн поведения и мышления людей, живущих в лесных племенах здесь. Практически сейчас ощущаю это. Каждое дело, которое задумываешь, нужно сперва протащить через эту установку, но порой не то что дело — себя физически отсюда сложно вытащить.
BY Карпов, зачем?
Warning: Undefined variable $i in /var/www/tg-me/post.php on line 280
A project of our size needs at least a few hundred million dollars per year to keep going,” Mr. Durov wrote in his public channel on Telegram late last year. “While doing that, we will remain independent and stay true to our values, redefining how a tech company should operate.
How to Invest in Bitcoin?
Like a stock, you can buy and hold Bitcoin as an investment. You can even now do so in special retirement accounts called Bitcoin IRAs. No matter where you choose to hold your Bitcoin, people’s philosophies on how to invest it vary: Some buy and hold long term, some buy and aim to sell after a price rally, and others bet on its price decreasing. Bitcoin’s price over time has experienced big price swings, going as low as $5,165 and as high as $28,990 in 2020 alone. “I think in some places, people might be using Bitcoin to pay for things, but the truth is that it’s an asset that looks like it’s going to be increasing in value relatively quickly for some time,” Marquez says. “So why would you sell something that’s going to be worth so much more next year than it is today? The majority of people that hold it are long-term investors.”
